Что вижу, то и пою
Записки на манжетах сумасшедшего по поводу перевода
| « Теория и практика | Чито грито, чито маргарито » |
Перевод как акт агрессии |
||||
|
«Понимаю, – прошептал он в ответ, – кажется, понимаю. Он и в самом деле понял… … … Не готов… Еще не готов… я должен в себе разобраться. Хочу ли я , чтобы он понимал меня так же хорошо, как я его понимаю?» (Клиффорд Саймак, Город) По совокупности впечатлений (в т. ч. от пресс-конференций под бессвязное лопотание переводчиков) возникло вот такое предварительное соображение… А стоит ли переводить хорошо?! Ведь хороший перевод (в данном случае = понятный и звучащий «по-русски»), пожалуй, в целом – зло в чистом виде. Архетипическое такое зло, древнее, въевшееся в подкорку и общественное сознание: нарушение границ и покушение на устои. Ведь «чужаки» по определению не могут и не должны говорить «по-нашему» понятно, вразумительно, связно, логично, убедительно, красиво, естественно, без акцента и т. п. Иначе становится страшно: а вдруг мы их поймем?! А если они нас?! ——— 14 мая 2015 г. Чтобы не плодить сущности, добавлю в исходную запись еще одно соображение/ответвление, до изложения которого в первый заход руки не дошли. Когда речь заходит о машинном переводе/краудсорсинге и т. п., мы вроде более-менее привыкли к рассуждениям/оправданиям из серии «за неимением гербовой»/«пряников сладких, увы, не хватает на всех» и т. п. А ведь не факт, что гербовая/пряники/полноценный перевод вообще большинству (потенциальных?) потребителей в радость. От полноценного перевода столько всяких неприятностей случиться может. Автор (чего угодно) может оказаться не глупее читателя, задуматься придется и т. п. А если переведено так себе, то запросто можно списать на «тупые они» |
||||
|
18 комментариев Перевод как акт агрессии
Вы должны авторизоваться, чтобы оставлять комментарии.
«Хвалят также поступок Фемистокла с человеком, говорившим на двух языках, который был одним из посланцев персидского царя, требовавших земли и воды, и переводчиком. Согласно народному постановлению, Фемистокл велел схватить и казнить его за то, что он осмелился пользоваться эллинским языком для передачи приказаний варвара» (Плутарх).
Константин, а откуда уверенность, что на русский переводили «чужаки», а не свои?
Второй вопрос: своим можно переводить на русский хорошо?
Третий вопрос: как наказывать провинившихся?
В том, что я смотрел/слушал, переводили свои, стопудово. Просто от безобразности перевода мысли у меня поскакали во все четыре стороны.
С одной стороны, например, если чисто прагматически, во время предвыборной компании невнятный вопрос прессы – подарок кандидату: можно в очередной раз похвалить себя, изложить программу и т. п. То же самое относится и к невнятному переводу.
С другой, всяческие границы и однозначности – во многих отношениях очень давно «наше все». Пока чужак-иностранец где-то там, далеко, за тысячей границ на замке (государственных, природных, культурных, языковых и т. п.), все более-менее ничего. А хорошо говорящий «по-нашему» (или «хорошо переведенный») вполне может вызывать некоторый дискомфорт, поскольку вроде и по эту сторону границы (если послушать), и места для него тут в картине мира не предусмотрено. Отсюда – про перевод как акт агрессии.
Для начала примерно так.
Получается, что хорошо переводящий переводчик — это такой отравленный наконечник стрелы или копья в руках врага. Незавидная роль и судьба.
Знаете, я начинал свою переводческую деятельность в начале восьмидесятых, когда, как вы выражаетесь, границы и однозначности были выражены намного контрастнее. И да, тогда к переводчику относились минимум с недопониманием, часто настороженно, а иногда как к потенциальному «перебежчику». Меня коснулось в основном недопонимание. Я регулярно покупал и читал Монд и Фигаро и сбрасывал все это в кучу одной из комнат пятикомнатной квартиры, в которой жил один (правда с красным уголком в нагрузку). И вот однажды эту кучу увидела жена одного из мастеров профобучения. Единственное, что она смогла сказать: «Саша, это ж сколько трикотина можно было купить!» Трикотин — это такая ткань.
Да, забыл сказать, что это было заграницей.
«… и места для него тут в картине мира не предусмотрено. Отсюда – про перевод как акт агрессии…»
По-моему, центральное место здесь — личная картина мира. Перевод, как и все остальное, — лишь бесплатный бонус к собственному мнению. Где-то встречал обратное средневековое суждение, что перевод — именно то оружие, которое позволяет узнать о слабостях врага и, тем самым, его, завравшегося и зарвавшегося, обезоружить.
Ну а так, впрочем и при всяких равных, наше все — это замазанные для отечественного специалиста технические данные отечественной же техники в иностранном журнале, смущение переводчиков при переводе вопросов, идеологический перевод интервью, специально испорченные картографические проекции и т. п. За 3000 лет мало что может измениться, чай, не геологическая эпоха.
Офф. Простите, не понял, что обозначает период в 3000 лет.
Результат неудачного редактирования первоначальных 2000 на достаточно далекий, но неопределенный период, включающий персидские войны греков. Случайно отправил сообщение с незаконченной правкой.
«По-моему, центральное место здесь — личная картина мира… …За 3000 лет мало что может измениться, чай, не геологическая эпоха».
Не уверен, что правильно понимаю, что именно вы имеете в виду, когда говорите о личной картине мира.
Меня вот помчавшиеся во все четыре стороны мысли довольно быстро довезли до этологической составляющей реакции на перевод и масштаба в десятки-сотни тысяч лет (чтобы не начинать с одноклеточных) на фоне хотя бы того же Интернета.
В следующий заход постараюсь подробнее.
Интересно, как в ответ на упоминание границы сразу же всплыло оружие (а чужак/иностранец стал врагом).
А почему не еда (трапезу разделить) или товар?
Доведенная до исторических примеров тема перевода как акта агрессии из заголовка. Примеры с переводом предложений еды и товара агрессору и чужаку поищу, но не сегодня. 🙂
Интересно, ведь это же работает и в обратном направлении. Как с переводом Корана, например. Коран по убеждению мусульман переводить нельзя.
Ну, да, а помните, какая была бойня в Европе, когда Библию стали переводить на нацязыки? А, еще вспомнила, что были такие «триязычники», возмущавшиеся по поводу славянских переводов религиозных текстов.
Вот в «Грамоте» про это нашла интересное:
Не всем пришлось по душе явление нового языка, на который стало переводиться Свщ. Писание. Первоучителям пришлось выдержать тяжелейшую борьбу с т.н. пилатниками, или триязычниками.
Триязычники — это сторонники точки зрения (преимущественно из среды латинского [немецкого] духовенства), согласно которой священными (= пригодными к передаче слова Божия) являются только три языка (иврит, греческий, латынь), так что переводы Библии на славянский и служение славянской литургии подпадают под запрет. В Пространном житии Константина читаем: «Когда же был он в Венеции, собрались против него латинские епископы, и попы, и черноризцы, как вороны на сокола, и воздвигли триязычную ересь, говоря: ‘Скажи нам, как ты теперь создал для славян письмена и учишь им, а их не обрел раньше никто другой, ни апостол, ни папа римский, ни Григорий Богослов, ни Иероним, ни Августин? Мы знаем лишь три языка, на которых подобает Бога с помощью (особых) письмен славить: еврейский, греческий и латинский’. Отвечал же им Философ: ‘Не идет ли дождь от Бога равно на всех, не сияет ли для всех солнце, не равно ли все мы вдыхаем воздух? Как же вы не стыдитесь лишь три языка признавать, а прочим всем народам и племенам велите быть слепыми и глухими?’» (перевод с церковнославянского [Флоря 2000: 170-171]). И далее Кирилл прочитал настоящий трактат против триязычной ереси (он заполнил всю обширную XVI-ю главу его Жития). В конце главы сказано: «И этими словами и многими иными посрамил их и оставил».
Спасибо, Катя. Никогда не слышала про триязычников. У мусульман это связано с тем, что Коран — это непосредственно слово божье. То есть бог передал свое послание Магомету на арабском, и, соответственно, любой перевод будет искажением.
Ну, тут в чем-то сходная идея, но не буквально такая, да. И в принципе, конечно, верно, что любой перевод чего бы то ни было — обязательно искажение, пусть иной раз в малом.
Еще мне в связи с процитированным Азиусом вспомнилось, что борец за чистоту и величие русского языка Шишков считал, что на бытовые темы (а не на какие-нибудь возвышенные, не в литературе) следует говорить по-французски, сам так и делал.
Пошла много думать. В последнее время серьезные мысли от перевода увела в другое русло, поэтому лучше ничего говорить не буду, ибо боюсь пальцем в небо попасть (не то чтобы раньше не попадала, но во всяком случае не боялась). Но за повод поразмышлять глобально спасибо.
не «глобально спасибо», а «глобально поразмышлять» 🙂
Перевод как акт агрессии — это маразм, которого в нашей жизни ужас как много. Но ведь переводчики для того и нужны, чтобы люди, говорящие на разных языках, могли общаться и понимать друг друга.